Историк и депутат парламента о Туркестанском батальоне, трудармейцах и без вести пропавших казахах.
9 мая многие страны на планете отметят очередной День Победы.79 лет прошло с окончания самой страшной войны в истории человечества. Больше 600 тысяч казахстанцев погибли, защищая родину и мир от фашизма. Казалось бы, тема Второй мировой досконально изучена. Но исследователи по-прежнему узнают новые подробности о войне и человеческих подвигах.
В преддверии большого праздника доктор исторических наук, депутат мажилиса парламента, историк Еркин Абиль в интервью корреспонденту Informburo.kz рассказал о малоизвестных фактах той войны и о роли Казахстана в борьбе с фашизмом.
– Еркин Аманжолулы, расскажите, чем жил Казахстан перед Второй мировой войной?
– Надо понимать, что предыдущие два десятилетия, 20-30-е годы ХХ века, для республики были периодом очень тяжёлым во всех отношениях. В результате голода первой половины 30-х годов казахи потеряли половину населения. А во второй половине того же десятилетия начались политические репрессии, где фактически мы творческую элиту потеряли.
На войну было призвано поколение, рождённое в 20-х годах, поколение, ставшее свидетелем всех этих кошмаров и ужасов. Если посмотреть биографии казахстанцев – участников войны, многие из них были воспитанниками детских домов, так как потеряли родителей либо от голода, либо от репрессий. Многие казахстанцы были призваны вообще из российских военкоматов.
– Как казахстанцы восприняли нападение Германии на СССР? С каким чувством шли на войну?
– Те настроения, которые витали в Советском Союзе, во многом были характерны и для Казахстана. Тем более что молодёжь, которая впоследствии пошла воевать, определённую пропагандистскую обработку прошла. Поэтому воспринимала защиту Родины как долг, фашистская Германия воспринималась как враг и противник.
Сравнивать эту войну с Первой мировой нельзя ни в коем случае, потому что отношение к первой войне на территории Казахстана было двойственным. Было немало среди местных противников Российской империи. К тому же по ту сторону линии фронта находилась Османская империя, которая воспринималась ими как близкое и в религиозном, и в этническом плане государство. А в случае со Второй мировой ситуация была совершенно иная. Никаких симпатий к Германии не существовало, и о моральном выборе речи не шло. Очень многие молодые люди пошли на войну добровольцами на волне патриотического подъёма.
– А как же Туркестанский легион, в составе которого казахи, узбеки и кыргызы воевали на стороне Германии?
– Туркестанский легион не является чем-то особенным для нашей истории. Если в целом представителей всех центральноазиатских народов там было не больше ста тысяч, то, скажем, славянских этносов – в основном русских, украинцев, белорусов – только во вспомогательных войсках Вермахта служило почти миллион человек. Это так называемые хиви – добровольные помощники вермахта. И это не считая казачьих войск, воевавших за Германию.
В отличие, скажем, от тех же казачьих частей, которые достаточно осознанно воевали, осознанно шли в коллаборационистские формирования, Туркестанский легион в боях на Восточном фронте участия не принимал.
Вступление в батальон было вынужденной мерой со стороны военнопленных – представителей центральноазиатских этносов. В большинстве случаев они либо переходили с оружием в руках на сторону Красной армии, либо уходили в партизаны.
И эта ненадёжность Туркестанского легиона заставила гитлеровцев перебросить его на Западный фронт. Оттуда они всё равно разбегались и участвовали затем в движении Сопротивления. То есть по прямому назначению их использовать гитлеровцам так и не удалось.
Периодически их пытались переформировывать, часть разоружили, в трудовые батальоны перевели. То есть контингент был абсолютно ненадёжный, многие при первом удобном случае старались переходить на сторону Советской армии.
Из числа участников легиона реальных коллаборационистов, которые бы участвовали в преступлениях, очень мало. Из всего состава Туркестанского легиона таких набралось несколько человек. Да, были диверсионные отряды, которые формировали и готовили из осознанных врагов Советской власти, но их тоже были единицы.
– В чём, на ваш взгляд, особенность участия казахстанцев в этой войне?
– Конечно, это большой охват участников войны, особенно после всех демографических трагедий и кризисов, о которых я уже упомянул. 1,2 млн казахстанцев было призвано на войну, и это только с территории Казахстана. Ещё до сих пор не изучено, сколько казахстанцев призывали с территории всего СССР.
Совокупные потери Казахстана сравнимы с потерями европейских государств – около 600 тысяч. Боюсь, что это неточная цифра погибших на фронтах Второй мировой казахстанцев. Надо учитывать ещё почти 270 тысяч казахстанцев, которые до сих пор числятся пропавшими без вести. То есть на самом деле потери у Казахстана в той войне были огромные.
Конечно, есть спорные моменты, считать надо объективно, не преувеличивать. Очень много потерь также было среди мирного населения из-за голода и болезней. Есть ещё очень много моментов, о которых мы сегодня не говорим или мало знаем. Мы были частью большой антигитлеровской коалиции. И мы воевали на правильной стороне за правое дело.
Период Второй мировой войны ни в коем случае не должен выпасть из школьных учебников. Некоторые горячие головы говорят, мол, не наша это была война.
Это не совсем правильно, потому что итоги Второй мировой войны определили развитие мира в целом. Тот мировой порядок, который сегодня есть: ООН, понятие военного преступления, вся система международного права – это всё результаты Второй мировой. И Казахстан, пусть даже не будучи самостоятельным субъектом, находясь в составе СССР, но участвовал и внёс огромный вклад в общую Победу. Наш вклад в победу над фашизмом не меньше, чем у европейских стран, не меньше, чем у Канады, США, других союзников по антигитлеровской оппозиции.
– Насколько советская идеология и историческая наука были объективны в оценке участия казахстанцев в этой войне?
– Где Советский Союз на войне выглядел достаточно респектабельно, там, конечно, объективность об участии казахстанцев наблюдалась. Но какие-то моменты не сказать, что скрывались, но не выпячивались.
К примеру, подвиг Рахымжана Кошкарбаева (Народный Герой Казахстана, 30 апреля 1945 года во время штурма Рейхстага первым водрузил красное знамя на здании Рейхстага. – Ред.) не отрицали в принципе, о нём просто много не говорили. Была такая установка. Казахстанское руководство пыталось содействовать, чтобы Кошкарбаеву дали Героя Советского Союза, но на союзном уровне этот факт откровенно замалчивали.
До сих пор очень мало информации о мобилизации казахов в трудовую армию. Когда говорят о трудовой мобилизации во время Второй мировой, обычно имеют в виду немцев Поволжья. Но реально в трудармии было три категории мобилизованных: немцы-трудармейцы, спецпоселенцы, среди которых было много переселённых калмыков, и третья категория, о которой почти не упоминают, – это мобилизованные с территории Среднеазиатского военного округа.
350 тысяч человек подлежало трудовой мобилизации в 1942 году, в том числе 150 тысяч узбеков, 100 тысяч казахов, много таджиков и кыргызов. И эта цифра не полная, потому что после 1942 года мобилизации проводились уже по решению местных органов.
Почему выделяли именно центральноазиатское население, сложно сказать. Но известно, что Берия подал специальную записку, где говорилось о том, что из-за дефицита трудового населения и ресурсов в основном на Урале, куда огромное количество предприятий было эвакуировано с начала войны, – туда требуются мобилизованные. Официально мобилизовывали в возрасте 19-50 лет, но фактически юноши призывались с 15, а девушки с 16 лет.
У меня бабушка была в трудовой армии. Это была принудительная мобилизация под контролем НКВД, то есть люди жили в трудовых исправительных лагерях. По сути, гражданское население без какого-либо решения суда использовали как заключённых.
Об этом мало говорят. В советское время вообще об этом молчали. И до сих пор, когда мы говорим о трудовой армии, то преимущественно имеем в виду немцев. О них много известно, потому что Германия проводила собственные исследования, деньги на это выделяла.
Так что нам ещё предстоят исследования этой категории мобилизованных, их принудительного трудового подвига, массовых нарушений прав мобилизованного населения. Единственное отличие от тех же немцев в том, что в 1944 году произошло послабление режима для трудармейцев, многих отпустили домой. О точном количестве погибших и вернувшихся домой мы до сих пор точно не знаем.
– Архивные данные, которые могут раскрыть правду, находятся в России или у нас в КНБ?
– В России. Это были документы Государственного комитета обороны, поэтому они находятся в военных архивах. И, к сожалению, они до сих пор закрыты. Необходимо по дипломатическим каналам работать. Конечно же, эти сведения мы тоже должны знать, потому что умерших много было, и точная цифра неизвестна.
– О чём ещё умалчивалось в советское время о войне?
– Не любили говорить о помощи союзников – ленд-лизе (поставки боевых припасов, техники, продовольствия, медоборудования и лекарств, стратегического сырья, включая нефтепродукты, без оплаты во время Второй мировой. – Ред.).
Мы говорим, что 9 из 10 пуль во время войны были изготовлены из казахстанского свинца, но это 9 из 10 советских пуль. А 54% свинца, который был использован в годы войны, пришло в СССР по ленд-лизу. Помогали в основном США. Немного было поставок из Канады, Великобритании. Но львиную долю составляли американские поставки.
Цветные металлы от 50 до 90% обеспечивались также ленд-лизом. К примеру, алюминий в авиационной промышленности полностью был американский. Американский алюминий использовали при изготовлении двигателей танков Т-34. Почти все металлорежущие станки, в том числе в промышленности Казахстана, – это американские станки.
До 90% железнодорожных рельсов отливали из металлов союзников. Например, железная дорога, которую мы строили в годы войны из Астаны в Карталы через Атбасар и Аман-Карагай, была в 1943 году достроена благодаря американским рельсам. Огромное количество продуктов и снаряжения было поставлено из США в СССР.
На заключительных этапах войны, 1944-1945 годы, 60% автомобильной техники в СССР было американского производства. Значимыми были поставки более 100 тысяч полноприводных трёхосных грузовиков высокой проходимости Studebaker US6 и 52 тысяч внедорожников Willys MB. Это повысило мобильность Советской армии. Вся эта информация есть в открытом доступе.
Не хотелось бы думать, что это делалось специально, но некоторое предубеждение в отношении центральноазиатских этносов, участвовавших в войне, наблюдалось. В том числе несправедливость в отношении многих наших земляков.
Взять те же истории с нежеланием давать звания Героев Кошкарбаеву или Бауржану Момышулы. Тот же Сагадат Нурмагамбетов, который в феврале 1945 года получил Героя Советского Союза за освобождение Польши. В мае батальон Нурмагамбетова участвовал в штурме здания рейхсканцелярии Гитлера и был представлен ко второй звезде Героя Советского Союза, но её так и не дали. И таких фактов, к сожалению, очень много.
Очень мало мы знаем об участии казахов в движении Сопротивления. Это были люди либо бывшие военнопленные, либо участники Туркестанского легиона. Но там были и те, кто проявил героизм в борьбе с фашизмом, в той же Югославии. Во Франции был полк, в составе которого служило около трёхсот казахов, участвовавших в освобождении многих городов на юге Франции. Этот казахский батальон, освободивший Тулузу, называли "Монгол". Многих из этих людей осудили после возвращения в Советский Союз, многие из них до сих пор не реабилитированы, несмотря на то что за свои подвиги они имели французские, югославские, итальянские награды.
Этих людей не признавали ветеранами войны.
После смерти Сталина их амнистировали. Но амнистирование не означает реабилитацию. То есть их как бы простили, но не сказали, что они не виноваты. Эта проблема до сих пор не решена.
В той же России был принят указ ещё при Ельцине о реабилитации бывших военнопленных. В Казахстане, к сожалению, такого акта нет. Наши земляки и их родные ещё ждут справедливости. И хотя Госкомиссия прекратила свою работу, но сбор документов и принятие решений о реабилитации продолжаются. Я думаю, что все они тоже будут реабилитированы. Часть из них уже реабилитированы.
– О каком количестве людей идёт речь?
– Мы не знаем точно, сколько казахов участвовали в движении Сопротивления. В советское время говорили всего о 95 участниках родом из Казахстана. В последние годы несколько наших казахстанских учёных, в их числе Гульнара Мендикулова, этой проблемой занимаются. По её данным, во Франции только в одном полку 300 казахов было. Известно, что около ста человек участвовали в Югославском Сопротивлении. Там среди командиров батальонов были казахи. Поэтому там ещё очень большой объём работы. В Италии около ста человек участвовали в движении Сопротивления. Об этих казахах известно потому, что их через МИД вытаскивали, через Египет, Иран в Советский Союз возвращали. Сколько из них не вернулось, мы не знаем.
Знаем, что 270 тысяч казахстанцев числятся пропавшими без вести. Но неизвестно, сколько из них погибли, участвовали в боях или в движении Сопротивления, были в плену и не вернулись домой, погибли. Очень многие из них по позывным известны только. Многие захоронены как неизвестные солдаты.
– Примерно с 2000-х вместо привычного ВОВ начали использовать термин "Великая война". Как вы к этому относитесь?
– Если с научной точки зрения подходить, я всё-таки за термин "Вторая мировая война", потому что он шире, чем Великая Отечественная война.
Я понимаю, почему в советское время использовали термин ВОВ. Потому что Вторую мировую мы, к сожалению, начали на другой стороне. СССР вместе с фашистской Германией оккупировал Польшу и Прибалтику. Подписали договор, известный как пакт Молотова – Риббентропа (Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом. – Ред.), и в определённой мере во Второй мировой войны помогли фашистской Германии на начальном этапе.
Поэтому советская пропаганда не очень любила вспоминать этот факт. Я как историк хотел бы, чтобы мы изучали и эту сторону истории, в том числе участие казахстанцев в разделе Польши и в советско-финской войне. К началу 1941 года, если не ошибаюсь, в Красной армии служило больше 180 тысяч казахстанцев.
Мы практически ничего не говорим об участии казахстанцев в войне с Японией, хотя это тоже большой эпизод войны. Это моя личная живая память, потому что у меня дедушка с маминой стороны участвовал в этой войне. Дед с войны вернулся гораздо позже остальных.
В общем, с позиции научной точности надо говорить о Второй мировой войне.
Но есть и второй момент. Для таких людей, как я, которые родились в СССР, эта война действительно была за Отечество. А для казахстанцев, которые родились после 1991 года, единственным Отечеством является независимый Казахстан. Поэтому не думаю, что сейчас надо отменять термин ВОВ и переписывать книги. Я не сторонник резких движений. И для России, как правопреемницы СССР, эта война остаётся Отечественной.
– Что вы думаете о спорах вокруг Бессмертного полка и о том, что в РФ в последние годы культивируется тема ВОВ?
– Перед политическим руководством любой страны стоит задача формирования национальной идентичности. А базой для национального самосознания является историческая память. Об этом еще Энтони Смит (британский исследователь феноменов нации. – Ред.) говорил – о том, что если нет памяти, то нет идентичности, а если нет идентичности, то не будет и нации. То есть если нет общей исторической памяти, не будет и самой нации.
Россия выбрала Великую Отечественную войну как кейс потому, что этот эпизод истории не вызывает внутреннего конфликта не только в самой России, но и на постсоветском пространстве. У Казахстана другие кейсы. Мы взяли за основу Алаш Орду и Золотую Орду. И для нас дискурс вокруг Великой Отечественной войны не такой конфликтный.
Поэтому, например, к тому же Бессмертному полку мы относимся достаточно спокойно. Как акция памяти это очень хороший формат. Но какие она формы стала принимать у наших соседей, в Казахстане, конечно, не следует повторять.
Я не думаю, что 9 Мая – это повод для милитаристской риторики. В Казахстане такое должно очень жёстко пресекаться. Мы всегда говорим, что такого повторять нельзя ни в коем случае. Слишком большую цену мы заплатили.
– Как мы должны отмечать 9 Мая – как день траура или как праздник?
– Безусловно, траур. День Победы – это тоже правильно. Но мы должны всегда помнить, какой ценой эта победа достигнута. И самое главное, общественный дискурс должен быть в виде посыла: "Такое никогда не должно повториться".
В советское время так и было. Во многом это был День памяти. Ветераны встречались, вспоминали погибших товарищей. Мероприятия проводили в память о жертвах войны. Я думаю, это более правильный формат. Понятно, что мы победили фашизм, но не мы одни. Это всё-таки общая Победа.
У каждой страны собственная история. И выпячивать только себя, принижая представителей других народов и этносов, неправильно.
Когда мы говорим о подвиге Рахимжана Кошкарбаева, нельзя принижать подвиги Григория Булатова, Михаила Егорова и Мелитона Кантарии. Потому что они не виноваты в том, что Кошкарбаеву не дали Героя Советского Союза. Они также устанавливали красное знамя на Рейхстаге, и командование выбрало их. В нашем обществе иногда бывает такое – чтобы своих возвысить, начинают других принижать.
Такого не должно быть. Хотелось бы, чтобы в обществе всё-таки был взвешенный подход к этим вещам, а то если с нами несправедливо обошлись, то мы сразу образ врага выстраиваем.
Наш народ всегда отличали мудрость и сдержанность. И когда мы говорим о сложных эпизодах истории, лучшие наши качества должны проявляться в первую очередь.
